Она относится к тем счастливым женщинам, которые не стареют.
Осанка балерины, ухоженные руки с короткими, аккуратными ногтями, модные в этом сезоне широкие кольца от «Tous», по-европейски белоснежные волосы, ярко-голубые джинсы и рубашка с небрежно закатанными рукавами.
Ей можно дать элегантные, благополучные «за пятьдесят», но в глазах такая спокойная усталость, такая гладь прожитых лет, что я понимаю – жизни Лилит хватит на три полномасштабных романа, четыре повести и пьесу, которая прогремела бы на всех театральных подмостках.
— Подарок моей старшей дочери на Рождество, эти кольца тогда только начали входить в моду… — Она перехватила мой взгляд и поднесла чашечку кофе ко рту, глубоко вздохнув от удовольствия. – А кофе так и остался моей единственной слабостью. Я избавилась от иллюзий, дурных привычек и даже от любви к сладкому, а вот разлюбить кофе так и не сумела…
Я хотела сказать ей, что без маленьких женских слабостей жизнь невозможна, да и отчаянно скучна. Чтобы поддержать беседу, рассказать о том, какой божественный тирамису готовят в этом маленьком ресторанчике на Прорезной, и какие поющие фонтаны развлекают детвору и гостей города по вечерам на Майдане, но понимаю — Лилит это не нужно.
Встреча со мной — всего лишь повод вспомнить запретное, выдавленное из себя до кровавого пота, законная возможность произнести вслух его имя.
Она неспешно говорит, перекатывая слова.
Прислушивается к своей речи с заметным уже акцентом.
Говорит, глядя в окно на ноябрьский, заплаканный дождем и снегом город, который не видела почти четверть века.
Лилит родилась в маленьком южном городке, омытом соленым морем и пахнущем арбузами. Умница-красавица, единственная дочь номенклатурных работников, которые после распада СССР не только остались на плаву, но стали первыми представителями успешного отечественного бизнеса.
Переезд в Киев, учеба в лучшем столичном ВУЗе, собственная квартира, подаренная родителями ко дню рождения, машина с водителем, два иностранных языка в совершенстве и одно случайное знакомство, перечеркнувшее всю жизнь, наполненную «правильными» поклонниками и завидующими до зеленого цвета лица приятельницами.
Ей было двадцать, когда он в первый раз разбил ее сердце.
В двадцать пять она вышла замуж за давнего воздыхателя, родила сына, старательно играя роль счастливой жены и матери.
Ей было тридцать, когда он снова ворвался в ее судьбу.
Это было цунами.
Он ломал ее устоявшуюся жизнь, сметая все на своем пути, не видя препятствий и смеясь над приличиями — она снова чувствовала себя живой, наполненной до краев и напевала на кухне или вальсировала по гостиной с сыном, забыв о том, что пора наряжать елку. Искала нужные слова для последнего разговора с мужем, излишне пылко целовала сына в макушку и имела приватную беседу с адвокатом.
Взахлеб покупала невесомое французское белье, платья-футляры и туфли на каблуке. Под надуманным предлогом рассчитала гувернантку и до черных мух перед глазами напоследок напилась с лучшей подругой — и тут он снова исчез.
— Знаешь, девочка, ведь все в этой жизни имеет свою цену, — Лилит отставила от себя пустую чашку и освежила губы помадой. — Он пропал буквально накануне нашей встречи, за день до того, как должен был состояться мой разговор с мужем, отцом Марка. Исчез, испарился, уничтожил меня. Ты спрашиваешь, что я сделала? Как пережила предательство? А я и не пережила. Полгода как мешок с говном пролежала в постели, отвернувшись к стене и не разговаривая ни с кем, потом еще три месяца — в клинике неврозов, где меня кормили внутривенно и закармливали антидепрессантами до такого состояния, что я с трудом узнавала сына и маму. К жизни меня вернуло письмо той самой подруги — оказывается, он жив, счастлив и прекрасно себе живет в Испании с какой-то там черноглазой синьориной и знать обо мне не хочет. О, тогда-то я узнала, что такое настоящая боль…
Через две недели Лилит вышла из клиники.
Через год с семьей эмигрировала в Англию.
Развелась с мужем.
Начала успешный бизнес, со временем вышла замуж за респектабельного джентельмена и родила Кейт.
Поселилась в пригороде Лондона в настоящем поместье, перестала красить волосы и стала писать книги, которые стали хорошо продаваться.
Родила еще одну дочь, лопоухую Софи.
Чтобы жизнь не казалась пасторалью среди изумрудно-зеленых лугов и не была кадром из фильма «Отпуск по обмену», позволила себе поймать мужа на измене и удачно развестись, оставив себе и поместье, и часть бизнеса.
Лилит счастлива.
Марк закончил образование и успешно вошел в семейный бизнес, Кейт учится и работает фотомоделью, Софи заканчивает среднюю школу.
В выходные Лилит посещает лондонские музеи, пишет романы, встречается с читательницами, практикует йогу, играет в гольф и раз в неделю имеет красивое свидание с мужчиной на десять лет младше.
— Моя жизнь удалась во всех смыслах, хотя, видит бог, ее сценарий по итогу абсолютно отличался от того, что я рисовала в своей голове на рассвете жизни. Благодарна ли я человеку, который меня предал? Душенька, оставьте эти сказки про всепрощение и положительные аффирмации для дураков. Я хотела, чтобы он умер. Чтобы обанкротился, был тысячу раз обманут своей женой и чтобы его дети плевали ему вслед. Я проклинала тот день, когда он появился в моей жизни и поняла, что начать снова жить смогу, только уехав из города, который нас познакомил и буквально бросил друг другу в объятия. Город-греза, город-иллюзия… такой же, как и наша любовь…
Лилит помолчала.
Настала моя очередь задать последний вопрос.
— Какой бы вопрос я задала ему при встрече? Только один-единственный? Нет, я не спросила бы у него, сколько у него было женщин и которой из них по счету была я, Лилька-куколка, Лилька-игрушка… нет…
…Это было четвертое января. Когда мы виделись в последний раз, в незашторенные окна его старой квартирки в Кловском тупике слепило такое ослепительное, морозное солнце, что во рту было кисло, как от дольки лимона. У меня было всего полтора часа на то, чтобы набыться вместе, надышаться им, напитаться впрок — до следующей встречи. Я лежала у него на груди и слушала, как ровно-ровно бьется его сердце, видела, как густо стали седеть его волосы и отяжелело тело — он был старше на шестнадцать лет… Я смотрела на огромную пушистую елку, которую он каким-то чудом установил в крошечной комнате, и водила кончиками ногтей по его груди. Засмеялась.
— Почему ты надел на елку целых две макушки? — Спросила я.
— А что здесь такого, милая? Было бы у меня в ящике три макушки — надел бы три… Чего ты хохочешь?… — Он поцеловал меня, обнял крепко, по-медвежьи, так обнимал только он, и дальше я хохотала уже ему в подмышку.
Две макушки, душенька.
Две новогодние макушки на одной новогодней елке. Запишите это себе, для будущего инсайта или для названия моей истории… — Лилит сдержанно улыбнулась и попросила счет.
© Ksenia Reznikova 2019
