Горечь обиды ничем не заесть.
Гримасу боли сложно спрятать от окружающих, но можно отвлечь внимание яркой деталью гардероба или улыбкой, натянутой за уши.
Боль можно зарисовать и спрятать за длинными ресницами, высокими каблуками и осанкой балерины.
Но ее невозможно перехитрить и с ней по-прежнему невозможно договориться.
Илон Маск и его электромобили триумфально шествуют по планете, взращиваются первые криптовалютовские миллионеры, ученые в один голос заявляют о том, что Марс обитаем – а пилюли, которая согласно инструкции могла бы избавить разбитое сердце от мучительной боли за 40 минут, все еще никто не придумал.
И выкручиваемся как можем: в ход идут бесчисленные курсы самопознания и прокачки женской энергии, обещающие по истечении трех месяцев уровень богини, волнообразные полиоргазмы и голубоглазого валютного миллионера с мужественным подбородком идущего бонусом к новосозданной гейше.
Кто-то действует по старинке: покупает абонемент в фитнес клуб, накачивает пресс кубиками или бразильскую попу, пробует секс втроем, самоутверждается с партнером на пятнадцать лет младше или уезжает в Карпаты на йоговский ретрит, ища исцеления тишиной и асанами.
Обида и боль требуют немедленного адреналинового шторма у третьих, и они, не видя света в конце туннеля, пополняют ряды стритрейсеров, осторожно посматривают через перила моста, просчитывая расстояние до точки падения или создают семью. Обожженный болью мозг радостно хватается за древние легенды людского рода, гласящие, что «стерпится слюбится» и «с глаз долой, из сердца вон», и мы начинаемся готовиться к свадьбе, свято уповая на то, что свидетельство о браке чудесным образом сотрет ненужные воспоминания, а супружеская жизнь с первого дня перенесет в сказочное королевство.
Мы верим в то, что с первого дня брака с неба на нас будут падать лепестки роз, солнце будет светить семь дней в неделю, а пряничный домик с ажурными окошками будут окружать исключительно молочные реки и кисельные берега.
Верим в сливочно-шоколадную сказку ровно до того момента, пока не проснемся на одной подушке с человеком, в котором чуждо все, от запаха кожи до привычки пить чай, громко прихлебывая.
Жизнь доказывает снова и снова: в любви селекции не бывает. Нелюбимый человек не приживется в сердце, несмотря на все усилия разума и трудолюбие обиды.
Мой двоюродный дедушка в молодости был большой умница и редкий красавец. Родившийся в бедной многодетной семье, сделал блестящую карьеру в закрытом ведомстве, знал несколько языков, работал за границей, пользовался успехом у женщин, а связать жизнь мечтал с одной.
Татьяна, нежная шатенка, единственная дочь высокопоставленного отца, отвечала взаимностью, но разговор с семьей о будущем браке оттягивала.
Людмила – красивая блондинка с пронзительно-голубыми глазами влюбилась в Николая с первого взгляда и первой фразы. Понимая, что сердце занято, успешно записалась в друзья: у них были общие темы для разговоров, рабочие авралы, перерывы на кофе, доверительные беседы.
Потом его командировали на год в Ливан: по возвращении в родной город после поездки, которая должна была успешно сказаться на карьере и добавить звездочек в личное дело, они с Татьяной планировали пожениться, испросив-таки благословения у сурового отца-генерала.
У судьбы свои планы на каждого.
В Ливане у Николая случился приступ аппендицита, осложненный перитонитом и несвоевременным лечением. Спустя несколько месяцев после начала операции в Ливане его доставили в Донецк, где он несколько недель пролежал сначала в реанимации, потом в отделении интенсивной терапии — это был провал.
В его работе не было места форс-мажорам; несмотря на то, что Николай был выведен из спецоперации по состоянию здоровья, было понятно – на карьере можно ставить крест. Друзья и Татьяна в палате не появлялись, но сотрудника ведомства регулярно навещали неприметные коллеги в штатском, с яблоками в пакете и рекомендацией не покидать пределы города после выписки.
Старшая сестра Николая — моя хлопотливая и деятельная бабушка — однажды устала видеть его унылую спину на больничной кровати и вызвалась съездить к Татьяне домой и рассказать о случившемся. На
лицо брата тут же вернулся румянец и заблестели радостью глаза; он принял душ, побрился, сменил одежду и, проводив сестру, так и остался стоять в больничном коридоре напротив огромного окна-эркера, боясь пропустить самую важную минуту в своей жизни.
Но Татьяна не приехала.
Вместо нее к Николаю торопилась Людмила, оставив уставшую бабушку с растертыми новыми туфлями ногами далеко позади.
Он так и не узнал, чего стоил сестре разговор с невестой, которая в присутствии своего отца говорила ровным голосом: не люблю, не поеду, все кончено. Бабушка никогда не рассказала ему, как дрожащими пальцами бросала в телефон-автомат две копейки и все никак не могла попасть в узкую щель и, будучи атеисткой, горячо молилась про себя, чтобы Люда была дома и взяла трубку.
Люда была дома, взяла трубку.
Чтобы собраться в больницу, находящуюся на другом конце города, вызвать такси и рискнуть собственной карьерой ей понадобилось двадцать минут. Уже в машине расчесывала мокрые после душа волосы и красила ресницы, стараясь унять стук собственного сердца.
Люда увидела любимый затылок, широкие плечи в больничном халате и боль в глазах Николая, все так же стоявшего напротив арочного окна — и споткнулась, осторожно поставила сумку с судочками на пол.
— Люда? Почему ты? – С этого вопроса началась их совместная жизнь, насчитывающая почти полвека.
— Потому что я тебя люблю, Коля. Ты позволишь остаться?
Мы торопимся любить.
Торопимся жить.
Торопимся заедать и зарисовывать собственные обиды вместо того, чтобы принять боль хотя бы на время и не совершать опрометчивых поступков.
Боимся нажать на паузу и остаться наедине с собой.
Боимся выглядеть неудачником.
Боимся сочувствующих взглядов.
Только почему-то совсем не боимся прожить не-свою жизнь.
© Ksenia Reznikova 2019
